ЯНЕК МЭГГИ: На чем должно основываться формирование образовательной политики правительства?

Эстонское образование качественное, потому что обеспечивает обществу желаемый результат — образованный народ. Эстонцы умеют читать и писать, мыслить и делать выводы, принимать решения. Есть и те, кого знания и навыки не интересуют, но правительство не сможет заставить равнодушных учиться — не стоит ожидать того, что никогда не произойдет.

Будет ли обязательное образование до 16 или до 18 лет, не имеет значения для тех молодых людей, кого учеба не интересует: они вряд ли изменят свое отношение. Некоторые всё-таки вернутся к учебе позже, но многие — никогда. Стать умным легче, чем таким остаться.

Академическое образование переоценивают как необходимое условие успеха в жизни. В Эстонии были министры без высшего образования, которые отлично справлялись со своей работой. Большую часть нужных знаний и навыков люди всё равно приобретают на протяжении жизни. Нет смысла одинаково стараться усадить за парту всех сорванцов. Однако образование — необходимое условие для умного и успешного общества: исключения подтверждают правило.

Коалиционные переговоры после смены правительства создают впечатление, что у партий масса новых и блестящих идей, как сделать народ гораздо умнее, чем он есть. Но это ложное впечатление. Новых идей нет и не будет. Если иногда возникает интересная мысль, она сначала доходит до школы, а через школу — до политиков, а не наоборот.

Политик, обещающий поднять зарплаты учителям, этого не сделает
Обсуждения о том, должно ли высшее образование быть платным, или можно ли учиться в Эстонии не только на эстонском языке, пригодны разве что для разговоров в кулуарах. Они не меняют общество в сторону большей разумности и успеха. Кто хочет учиться — учится, независимо от денег. Без ясности мысли речь будет непонятной и на родном языке, а на иностранном — тем более.

Крики оппозиционных политиков: «Нужно немедленно поднять зарплаты учителям!» — делу не помогут. Учителей много, деньги нужны и на другое. В среднем эстонский учитель живет не хуже, чем всё общество — могло бы жаловаться больше, но в итоге вынуждено мириться с реальностью. Быстрых изменений не бывает, всё происходит постепенно.

Истинная движущая сила — это страсть учеников к обучению, зависящая от общественного настроения больше, чем кажется. Если учеба приносит явную пользу, учатся с энтузиазмом. Если нет — находят более интересные занятия. Иногда учиться «модно», иногда — нет. Сейчас отношение среднее: школы хорошие, но война в Украине тормозит веру в будущее.

При формировании образовательной политики нужно исходить из стабильности и доверия к учителям. Цель школы — не менять мировоззрение (как может показаться на фоне перехода на эстонский язык обучения), а учить детей учиться, анализировать и делать правильные выводы. Реформы лучше проводить небольшими шагами каждый день. Большинство учителей именно так и поступают — как только выявляются успешные практики, они внедряются.

Куда исчезли все дети?
Тем не менее, нас ждет как минимум один серьезный кризис: нам будет не хватать детей, которых можно учить.

Уже несколько лет подряд рождаемость ниже 10 000 детей в год — рекордно низкий уровень. В первых классах становится всё меньше детей, в некоторых школах классы пустеют. Нам не понадобится столько учителей. А если они уйдут в другие сферы, потом могут не вернуться, когда детей станет больше. Школы строились для большего числа учеников — здания станут неэффективными, расходы урезать полностью не удастся. Деньги будут сгорать, а система увядать.

Одной из причин дефицита детей стал экономический кризис 2008 года: многие эстонцы эмигрировали, особенно в Финляндию. Их дети стали формальными эстонцами.

Недавно в Хельсинки я встретил официантку Софию, знавшую несколько слов по-эстонски. Она уехала из Эстонии в трехлетнем возрасте. Родных у неё тут мало, бывает она здесь редко. Сейчас она финка, разговаривает с родителями — отец с русскими корнями, мать — эстонка — на финском языке. Таких молодых людей в Финляндии тысячи.

Мы хотим, чтобы эстонские русскоязычные стали такими же "формальными эстонцами" — владеющими эстонским, обучавшимися на эстонском, возможно, утратившими родной язык. София призналась, что связь с Эстонией у неё слабая или прервана. И хотя она была очень светлым человеком, беседа оставила двойственное чувство — радость от общения и печаль от осознания потери для Эстонии. Таких, как она, много. Их дети не будут говорить по-эстонски и не пойдут в эстонскую школу. Она была эстонкой, а стала бывшей эстонкой. В будущем будет много бывших русских.

Поступить должно быть легче, чем удержаться

В сфере высшего образования обсуждается в основном один вопрос: должно ли оно быть платным? (Иными словами: денег нет.) Похоже, университеты процветают, преподаватели зарабатывают хорошо, пост ректора — желанная должность.

Иногда дискутируют о "госзаказе" — кого нужно учить, сколько, и стоит ли заставлять врачей оставаться в Эстонии после выпуска.

Я сам оплачивал своё обучение (1995–1999 в Юридическом институте, сейчас Юридический факультет Тартуского университета) за счет учебного кредита, работая полный день. Поэтому я завидую сегодняшним студентам, которым не нужно зарабатывать на учебу. С другой стороны, я поступил в платное заведение, потому что не был достаточно талантлив для Тартуского университета, и всё же получил образование в любимой области. Возможно, надо дать возможность всем учиться — пусть даже за деньги? Многие мои сокурсники не справились, зато некоторые многократно поступали в Академию театрального искусства, добились успеха и вошли в историю.

В целом в Эстонии всё хорошо. Если правительство не будет пытаться делать всю работу за учеников и учителей (даже если захочет — не сможет!), нужно доверять людям — они справятся.